Пока я разглядывал «солдатиков», парни успели дружно приподнять телегу и поставить колесо на место. Наш храмовник тут же заорал на бедного мужичка, заставляя того убрать телегу с дороги. Мужичок в ответ что-то лепетал, но его никто не слушал. Двое парней, видимо не понаслышке знавшие, как управляться с подобным транспортом, быстренько свели логов вправо, освобождая нам проход.
— Всё! Гвидо, поехали! — крикнул Артуно, и легонько толкнув меня в плечо, протиснулся обратно в карету. — Мне ещё вас нужно успеть сдать, — пробормотал он недовольно. — Да и о тебе доложить. Стул правды тебе всё же придётся пройти, извини. Здесь не игрушки.
Ну и зачем сейчас напоминать? Мне и так стало немного не по себе от увиденного.
Когда наши парни вернулись к телегам, карета двинулась дальше. Теперь уже с каждой секундой я слышал, как нарастает гул. Гул человеческих голосов, крики и прочие звуки животных. Через минут десять слева показались первые повозки. Они стояли прямо на лугу, сначала две-три, потом десять-двадцать, а потом вдруг я перестал даже понимать сколько их. Потому что их было море. Возле повозок крутились люди — мужчины, женщины, бегали дети. Артуно подался вперёд и выглянул в окно.
— Обозники, — проговорил он и зевнул. — Ты в другое окно глянь, военный лагерь там.
Но глянуть я не успел. Карета снова остановилась, сквозь гул я услышал крик того храмовника, что не стал рубить голову тавманте в зале.
— Так, Ант, слушай, — громко проговорил Артуно. — На сегодня твой непосредственный командир — Гвидо. Держись своих новобранцев. Завтра вас распределят, а пока вы будете в «отстойнике». Вечером я найду тебя. И не делай глупостей. Иди.
Он открыл правую дверцу, и я, поднявшись, занёс ногу для шага в новую жизнь, но викариус остановил меня, мягко ухватив за локоть.
— Что? — удивлённо обернулся я.
— Меч возьми, — с улыбкой проговорил он и подмигнул. — Не боись, прорвёмся.
— Где-то я уже это слышал, — пробурчал я себе под нос, выбираясь из кареты с прижатыми к груди ножнами.
Наши новобранцы успели выстроиться в шеренгу у края дороги, а рядом с ними стояли спешившийся Гвидо и ещё два незнакомых храмовника в синих плащах, наверное, местные. Они придирчиво оглядывали парней, иногда тыкали пальцем в сторону кого-нибудь и что-то спрашивали у Гвидо.
Я подскочил к шеренге, пристроился с краю. Один из местных храмовников с толстой бульдожьей мордой посмотрел на меня недовольно, а я в ответ только сделал лицо ещё непроницаемей. Карета с викариусом и телеги двинулись дальше к самому городу, стены которого виднелись в риге отсюда. В окошке я увидел Артуно. Он высунул руку и показал мне здешний жест — всё нормально. Указательный и средний палец поднятые вверх. Я кивнул.
— Двадцать два! — крикнул толстомордый своему напарнику, хотя тот и был от него всего в нескольких шагах, и что-то записал на куске пергамента. Потом указал на меня и обратился к Гвидо. — Это кто?
— Обычный новобранец, просто у него дела с викариусом.
— Понятно, — кивнул толстомордый и обвёл нас взглядом. — Так, воины. Сегодня вы можете отдыхать, а завтра готовьтесь к суровой, но необходимой муштре. Вам, как «последкам» придётся попотеть, — он криво улыбнулся, повернулся к Гвидо и протянул ему пергамент. — Всё, веди их в «отстойник».
— Парни! — тут же прокричал наш временный командир. — Спина!
Он запнулся.
— В смысле, развернулись вокруг и за мной. Пока ещё вам разрешается ходить как стадо крог, — он коротко хохотнул и направился вглубь луга, усеянного серыми палатками, ведя за поводья своего поджарого скакуна. Двадцать два напряжённых, обеспокоенных и прочее рыла направились следом, беззастенчиво пялясь по сторонам.
Но ничего сверхинтересного в пределах видимости не наблюдалось. Судя по всему, здесь везде был «отстойник». Несколько сотен таких же как мы разношёрстных парней, стоящих кучками у палаток, редкие крикливые аржанты, которые всё время кого-то пытались собрать и построить.
Я плёлся чуть позади остальных. Моя поездка в карете уже проявляла себя не лучшим образом — никто особенно не спешил заводить со мной знакомства. Сами же парни между собой, судя по коротким фразам, которыми они время от времени перебрасывались — успели перезнакомиться в пути. По крайней мере, ехавшие на одной телеге — сто процентов.
Через минуты две мы подошли к большой серой палатке и Гвидо, выстроив нас в шеренгу, куда-то исчез, слава Номану, не скомандовав что-то вроде — смирно. Потому что вернулся он только минут через двадцать. Мы едва успели подорваться с земли и выстроиться заново, когда он неожиданно вынырнул из-за нашего, как я понял, будущего жилища. По крайней мере, на ближайшую ночь точно.
— Так, — тут же громко заговорил он. — Сейчас идём к реке, купаемся и назад. Придут два цирюльника, обстригут вас коротко. Чтобы животные лишние не заводились. Так же рекомендую самим побрить в срамных местах.
По шеренге тут же прокатилась волна смешков, а мне лично почему-то наоборот стало грустно. Нет, девушек, с которыми я встречался более-менее постоянно, то есть больше недели, иногда просил выбрить там, не люблю заросли, но чтобы сделать это с собой…
— Отставить смешки! — прикрикнул Гвидо. — Лекарей в этот раз мало, на всех не напасёшься. И если у вас там всё до крови будет расчесано, то это уже ваша личная проблема. Понятно?
Двадцать два будущих доблестных воина что-то невнятно и нестройно промычали в ответ.
— Так! — взревел наш командир. — Вы что, бабы смазливые? Чего там гундосите так нежно? Отвечать по «ряду» следует так — Слушаюсь и исполняю. Понятно?
— Слушаюсь и исполняю, — так же в разнобой ответили мы, и Гвидо махнув рукой, повёл нас к реке. Понятное дело, научить салаг чётко, бешено и правильно орать в ответ на каждое слово командира по этому их «ряду» не его забота.
Река оказалась метрах в трёхстах от того места, где военный лагерь заканчивался, а так как мы находились почти с самого края этого лагеря, то и идти долго не пришлось. Однако же с другой стороны дороги лагерь обозников продолжал тянуться ещё, как минимум, на ригу.
На берегу было много народу, никак не меньше двух тысяч. Как я понял, тоже «последки». Светило уже почти коснулось горизонта и на широкой речной глади красиво сверкали красноватые блики. Новобранцы купались шумно, гоготали, плескались друг в друга, веселились на полную катушку, словно предчувствуя, что с завтрашнего дня веселиться времени не будет.
Гвидо остановился, осмотрел «пляж», и ничего не придумав особенного, повёл нас прямо к основной толпе. Правда шагов за двадцать взял чуть левее, и мы оказались всего метрах в пяти от толпы человек в сто. Они уже видимо помылись и теперь скакали и прыгали, кто для сугрева, а кто для того, чтобы вылить воду из ушей. Глянув на них, я сразу сообразил, что водичка не «парное молоко», потому как просто сидевших были единицы, да и те дрожащие, с посиневшими губами и покрытой пупырышками кожей.